С вопросом о прямых и косвенных воспитательных воздействиях, как они представлены А. С. Макаренко, вновь возникает и вопрос о воспитывающем обучении. Поскольку для осуществления воспитания необходимы деятельности не воспитательного характера, то нет препятствия для того, чтобы учебную деятельность рассматривать и использовать в качестве средства для осуществления воспитания.
Учебную деятельность (обучение) А. С. Макаренко рассматривал в качестве средства воспитания, он отмечал: «Вся работа коммуны в том и заключается, чтобы из таких именно людей при помощи труда, учебы, политической работы воспитать нового человека» [98, c. 174]. Из высказывания свободно вычленяется положение: и при помощи учебы воспитывается новый человек. Нужно ли при таком положении воспитание? Вот вопрос из этого высказывания. В связи с этим следует вернуться к пониманию сущности обучения и воспитания.
Что делает учитель? Учит или воспитывает? И что делает воспитатель, когда обучение (учебная деятельность) оказывается его средством: воспитывает или обучает?
Будем считать, что под словом «учеба» А.С. Макаренко понимает учебную деятельность, состоящую из деятельности учителя и деятельности ученика. Если выделить деятельность ученика как одного из субъектов учебной деятельности, тогда можно предположить, что действия ребенка, осуществляемые им в учебной деятельности, могут вызвать те или иные чувства (эмоции) и привести к образованию тех или иных социальных качеств. Содержание этих качеств может соответствовать содержанию качеств, включенных в воспитательную программу. Значит ли это, что учебные действия стали воспитывающими действиями? Установление факта соответствия приводит к появлению мысли, что действия ребенка, исполняющего учебную деятельность, позволяют достичь целей воспитания (воспитательной деятельности). Появление такой мысли не означает, что она объективно фиксирует наблюдаемое явление: как учебные действия (воздействия) становятся воспитывающими. Это не соответствует действительности: учебные действия никогда не могут превратиться в воспитательные, и обратно.
Эту мысль можно продолжить. Если личностные качества образуются посредством действий и воздействий ребенка, в том числе и при выполнении учебных действий, воздействий, то, имея возможность фиксировать появление (образование) данных качеств при овладении материалом учебного предмета, могли бы установить, какие именно качества образуются у детей, овладевавших математикой, физикой, химией, историей, литературой и т. д. Тогда, зафиксировав всю совокупность образуемых качеств, можно было бы определить, достаточно ли данных качеств ребенку, оканчивающему общеобразовательную школу. Если нет, тогда необходимо выделить еще некоторую совокупность качеств, которая и стала бы содержанием воспитательной деятельности, поскольку ни один из учебных предметов не способствует образованию данных качеств. Таким образом, у нас отпала бы причина (основание) смешивать обучение и воспитание или выдавать обучение за воспитание.
Если предположить, что учебная деятельность приводит к результатам, которые содержатся в воспитательных целях, если вне воспитания образуются и формируются необходимые личностные качества у детей, то каков тогда смысл в воспитательной деятельности? Логично предположить, что если образование социальных качеств достигается учебной деятельностью, то, действительно, нет никакой необходимости организовывать и осуществлять какую-то воспитательную деятельность. В педагогике имеет место убеждение, что воспитание – это особая сфера. Сферой воспитания может быть специальное образование нравственных качеств, чрезвычайно важных для социальной жизни человека. С этих позиций в педагогической деятельности должно быть место и самостоятельной воспитательной деятельности.
Взрослый как воспитатель может наблюдать за ребенком, когда он выполняет учебную деятельность на уроке, т. е. является учеником, определяя проявление личностных качеств и степень их сформированности. Здесь учебная деятельность (обучение), с точки зрения воспитателя, является средством, позволяющим выявить те или иные личностные качества ребенка. То есть взрослый (учитель), исполняя учебную деятельность, никогда не делал и не мог делать то, что делает взрослый (воспитатель), присутствующий на уроке.
Взрослый, как субъект учебной деятельности, осуществляет только учебную деятельность, но не воспитательную. Взрослый, как субъект воспитательной деятельности, осуществляет только воспитательную деятельность, но не учебную. Если взрослый в силу обстоятельств вынужден выполнять воспитательную и учебную деятельности, то это возможно только при чередовании: заканчивая или прерывая учебную деятельность, он может выполнить воспитательную, а завершая или прерывая воспитательную деятельность, он может выполнять учебную. Это, конечно, требует специальной подготовки и сноровки.
Когда А. С. Макаренко говорит, что человек воспитывается посредством учебы, труда и политической работы, это совершенно не означает, что данные виды деятельности становятся воспитательными, воспитывающими и что достигнутые результаты есть результаты воспитательной деятельности. Это может означать, что у человека, осуществляющего деятельность, всегда образуются некоторые социальные качества, в том числе и при выполнении учебной деятельности. Это особенность деятельности – исконно присущая ей двойственность. Двойственный характер деятельности заключается в том, что по окончании деятельности человек всегда имеет два результата: один – это достигнутая цель, а другой – усовершенствованные качества самого человека. Именно эта двойственность обусловливает необходимость и возможность существования двух видов педагогической деятельности – учебной и воспитательной.
А. С. Макаренко считал, что результаты различных видов деятельности, которые могут представлять некоторые личностные качества, относятся к воспитанию, но это требует разъяснений. С позиции нашей теории, отнесение таких результатов к воспитанию или воспитательной деятельности ошибочно, поскольку ни один их этих видов деятельности не имел и не мог иметь воспитательной цели. Отнесение некоторых результатов не воспитательной деятельности к воспитанию, совершенно не означает, что данные виды деятельности становятся воспитательными, воспитывающими, или что эти результаты есть результаты воспитания. Это всего лишь субъективный волевой акт отнесения и признания.
Предпосылки появления такого субъективного акта находятся в традиционно не определенных представлениях о воспитании и не определенных наукой границ самостоятельной воспитательной деятельности. Если учебная деятельность имеет организационную форму, определяющую время и место для ее исполнения, исполнителя и программу, то воспитательная деятельность такой организационной формы, исполнителя и программы не имеет. Отсутствие такой определенности препятствует оформлению и развитию воспитания как самостоятельной деятельности. Но о воспитании и его необходимости говорят все, а в сложившейся системе образования воспитанию (воспитательной деятельности) не удается найти свободного места, если только не потеснить учебную деятельность. Именно это и было сделано: в организационную форму учебной деятельности (в урок) внесено воспитание, а учитель объявлялся (признавался) воспитателем. Таким образом, учебная деятельность одновременно признавалась воспитывающей и, следовательно, воспитательной деятельностью. Тогда оказалось, что у воспитания есть как бы и место, и исполнитель (учитель), нет только содержательной программы самостоятельной воспитательной деятельности. Это являлось и предпосылкой для попыток создать теорию воспитывающего обучения, закрепляющую за учителем и воспитательную деятельность, как его естественное качество. Но эти попытки не увенчались и не могли увенчаться успехом: выделенные основания не соответствовали действительной сущности педагогического явления, но порождали лишь миф.
Неустановленная сущность воспитания и неуловимость ее конкретной организационной педагогической формы ведут к мистификации как явлению, проникающему во все отношения взрослого и ребенка. Мистический флер с воспитания и образа воспитателя попытался снять, развеять А. С. Макаренко: «Не ясно ли, наконец, что мы имеем право подойти к нашему делу, как к производству, и посмотреть на воспитателя, как на рабочего, которому вверяется серьезная деловая функция, ставится точная, пусть и трудная, но все же посильная задача, не требующая от него гипертрофии сердца или другого какого-нибудь не менее важного органа, не лишающая его возможности быть человеком, иметь свою личную жизнь и спокойную старость» [96, c. 88]. Поскольку профессия воспитатель отсутствует в системе общего образования, то этот флер был наброшен на образ учителя, тем более, что, согласно общественным представлениям и предрассудкам, учитель не только учит, но и воспитывает. Этому заблуждению не одно столетие.
Особенность (специфика) самостоятельной воспитательной деятельности состоит в том, что она не имеет временной границы, как учебная деятельность, граница определяется нахождением воспитателя с группой своих воспитанников, пока не завершатся те или иные школьные мероприятия и дела, в которых участвуют дети. Территория воспитательной деятельности везде, где дети (воспитанники) вместе с воспитателем выполняют различные хозяйственные и иные дела, контактируют и общаются между собой по завершении тех или иных дел. При отсутствии воспитателя, воспитательной программы, без четко поставленных воспитательных целей на такой территории происходит не воспитательная деятельность, а процесс социализации, объективно возникающий всегда, когда имеет место контакт, взаимовоздействие социально образованных людей.
Таким образом, установленная нами самостоятельность учебной деятельности и воспитательной деятельности и данные им определения (дефиниции) не позволяют выдавать одно вместо другого и превращать волевым способом одно звено учебной деятельности – обучение – в другое звено воспитательной деятельности – в воспитание, образуя воспитывающее обучение или обучающее воспитание. Мистифицированные представления о педагогических явлениях теряют основы, их порождающие.