Методологическое заблуждение возникло из-за того, что психологи перевели внимание исследователей педагогов с изучения социального (ученика, воспитанника) на изучение природного явления (психики человека, ребенка). Таким образом, психологи вольно или невольно социальный предмет исследования подменили природным предметом, закрыв тем самым путь к изучению социальных явлений педагогике.
Прежде всего, обратим внимание на имевшее место некорректное использование психологами философских понятий «личность» и «человек», а затем и педагогами, считавшими психологию фундаментом своей науки. Так, например, С. Л. Рубинштейн говорит, что «сущность личности есть совокупность общественных отношений» [161, c. 39]. При этом он ссылается на К. Маркса. Обратившись к указанному источнику, обнаружим, что у него говорится не о сущности личности, а о сущности человека: «…Сущность человека не есть абстракт, присущий отдельному индивиду. В своей действительности она есть совокупность всех общественных отношений» [109, c. 3].
Совершенно ясно, что выражения «сущность личности» и «сущность человека» не составляют тождества, но К. Маркс не подчеркивает этого, он акцентирует внимание на том, что сущность человека не принадлежит отдельному индивиду. Дело в том, что для возникновения общественных отношений необходимо наличие, по крайней мере, двух взаимодействующих субъектов. Поэтому-то эти отношения не присущи отдельному индивиду. Не присущи они одному индивиду и потому, что вся совокупность общественных отношений не может быть воплощена и проявлена в столь короткой жизни отдельного человека.
К. Маркс, говоря о человеке, имеет в виду не природного человека, а человека как единство природного и социального, но акцент им сделан на общественной (социальной) стороне человека. Это подчеркнуто им в следующем тезисе, где говорится, что у Фейербаха «человеческая сущность может рассматриваться только как «род», как внутренняя, немая всеобщность, связующая множество индивидов только природными узами» [109, c. 3]. То есть К. Маркс дистанцируется от сущности, связующей множество индивидов только природными узами, но не отвергает ее, а всего лишь указывает на наличие социальной сущности человека.
Таким образом, чтобы не смешивать человека как цельное существо с одной из его сторон – общественной, – нам представляется удобным обозначить эту сторону другим словом – «личность» – и тогда у нас не появится желания или стремления превращать личность в человека. Это фактически уже и было представлено также Марксом. Он заметил в «К критике гегелевской философии права», что «…сущность «особой личности» составляет не ее борода, не ее кровь, не ее абстрактная физическая природа, а ее социальное качество, и что государственные функции и т. д. – не что иное, как способы существования и действия социальных качеств человека. Понятно, следовательно, что индивиды, поскольку они являются носителями государственных функций и властей, должны рассматриваться по своему социальному, а не по своему частному качеству» [107, c. 242]. То есть, если принять и закрепить за словом «личность» значение социальной стороны человека, то содержание выражения «рассматривать человека как личность» должно быть тождественно содержанию выражения «рассматривать человека по социальному качеству». В этом значении и будем употреблять термин «личность», не позволяя при этом использовать его в значении человека как единства природного и общественного существа.
Конечно, личность как социальная сторона человека не имеет ни крови, ни бороды, эти качества (признаки) принадлежат человеку как природному существу. В понятие личность мы включаем только содержание социальных качеств человека. Личность – это персонифицированная часть (сторона) социальных функций, социальных качеств человека и социальных отношений. При таком понимании нет оснований для смешения человека с личностью.
Психологи фиксируют имеющееся различие между личностью и человеком, но далее в своих рассуждениях, отвергают его. Хотя, например, само выражение «личность человека», используемое С. Л. Рубинштейном, позволяет отделить личность от человека: раз это личность человека, значит, человек имеет личность, значит человек может не иметь личности, значит человек – это не личность. Но такое следствие из высказывания не становится предметом мысли С. Л. Рубинштейна, он игнорирует его, поскольку уже определил для себя, что личность – это человек: «Человеческая личность, т. е. та объективная реальность, которая обозначается понятием личность, – это, в конце концов, реальный индивид, живой, действующий человек» [161, c. 245]. Данным суждением еще более запутывается дело, так как в нем говорится о человеческой личности и одновременно, неявно, предполагается существование личности, которая не является человеческой. Сначала С. Л. Рубинштейн говорит, что «человеческая личность есть личность», затем говорит, что «личность – это реальный, живой человек». Но если личность – это реальный живой человек, то нет смысла говорить о личности такого человека, достаточно говорить просто о человеке.
Неразрешенная проблема человек – личность[1] дает о себе знать и в других его высказываниях, но он, словно не замечая этого, продолжает развивать свою позицию тождества человека и личности. «Личность человека, – пишет он, – конечно, не может быть непосредственно отождествлена со своей общественной – юридической или экономической – функцией. Так, юридическим лицом может быть не только человек как индивид, как личность. Вместе с тем человек (индивид, личность) может выступать не в качестве юридического лица, и уж, во всяком случае, никогда не бывает только юридическим лицом – персонифицированной юридической функцией. Подобно этому, – продолжает Рубинштейн, – в политической экономии Маркс, говоря о «характерных экономических масках лиц», что «это только олицетворение экономических отношений, в качестве носителей которых эти лица противостоят друг другу», вслед за этим отмечает неправомерность рассмотрения лиц только как персонифицированных социальных категорий, а не как индивидуумов. «…Мы попали в затруднение, – пишет Маркс, – вследствие того, что рассматривали лиц только как персонифицированные категории, а не индивидуально» (т. 23, с. 173)» [161, c. 244].
Смысл данного высказывания, по нашему мнению, состоит в стремлении С. Л. Рубинштейна убедить себя и сообщество психологов в том, что он и К. Маркс одинаково считают неправомерным рассматривать лица (людей) только как персонифицированные социальные категории. Но это далеко или, точнее, совсем не так. Во-первых, на самом деле К. Маркс утверждает противоположное: «Лица существуют здесь одно для другого лишь как представители товаров, т. е. как товаровладельцы. В ходе исследования мы вообще увидим, что характерные экономические маски лиц – это только олицетворение экономических отношений, в качестве носителей которых эти лица противостоят друг другу» [113, c. 95]. С. Л. Рубинштейн же почему-то игнорирует утверждения К. Маркса, что он рассматривает не лица как таковые, а только экономические маски лиц. Во-вторых, употребляемый С. Л. Рубинштейном термин «неправомерность» отсутствует на указанных им страницах «Капитала». О неправомерности говорит только С.Л. Рубиштейн. В-третьих, разработанный К. Марксом принцип анализа социальных явлений привел его к открытию сущности основного экономического явления – стоимости. Поэтому К. Маркс, определяя сущность человека как совокупность социальных отношений, утверждает, что индивид (человек) должен «рассматриваться по своему социальному, а не частному качеству». И такой подход является объективно необходимым, если желаем установить сущность социальных явлений.
Если Рубинштейн имеет в виду, что на всем протяжении своей жизни человек не может быть только юридической функцией, то здесь нет возражений: это истина. Но если он считает, что человек вообще не может быть юридической функцией, то здесь можно ему возразить. Для того, чтобы правильно исполнить то или иное именно юридическое дело (действие), человек должен на это время стать именно и только юридической функцией, точнее, стать субъектом юридической деятельности. Если этого не произойдет, то юридическое дело не совершится.
Опираясь на приведенное значение понятия «личность» – социальная сторона человека – можно утверждать, что личность может быть отождествлена с социальным, с той или иной общественной функцией, ибо «личность» как понятие и представляет социальное, а вот отождествление человека с социальным было бы элементарной логической ошибкой. Это может иметь почти эмпирическое подтверждение, так как природное в человеке, конечно, не есть социальное. Именно по этой причине человек (социально образованный человек) как единство природного и социального никогда не может составить тождества только с социальным (общественным), или только с природным (естественным).
Таким образом, утверждение, что человек «никогда не бывает только юридическим лицом – персонифицированной юридической функцией», как истинно (хотя бы потому, что человек есть и природное, и социальное существо одновременно), так и ложно (ошибочно). Если не стать «только юридическим лицом» (субъектом юридических отношений), то никакие юридические отношения и функции в обществе не могут даже появиться.
Человек в определенный момент может быть тождественным той или иной общественной функции, становясь субъектом ее выполнения. Благодаря своим природным и социальным качествам, человек имеет возможность надлежащим образом исполнить общественные функции, придерживая проявление своих природных и личностных качеств, препятствующих в данный момент исполнению той или другой функции. Поскольку это имеет место, общество существует и функционирует как цивилизованное общество социально образованных людей.
Теперь мы обратимся к той части высказывания С. Л. Рубинштейна, где он утверждает, что автор «Капитала» К. Маркс попал в затруднительное положение именно потому, что рассматривал экономические маски лиц только как социальные категории.
Из приведенного Рубинштейном высказывания К. Маркса следует простой вывод: чтобы не попасть в затруднительное положение, необходимо рассматривать лица как индивидуумов (индивидуально) – такова точка зрения Рубинштейна. Подкрепляя такую позицию авторитетом К. Маркса, Рубинштейн способствовал ее распространению в педагогике, и даже в настоящее время педагоги продолжают рассматривать педагогические «маски лиц» – учителя, воспитателя, ученика и воспитанника – индивидуально, как реальных людей, что является препятствием в развитии теории педагогики.
Прежде, чем обратиться к указанным С. Л. Рубинштейном страницам «Капитала» (т. 23, с. 173), напомним, что на них К. Маркс анализировал положения и утверждения экономистов, пытавшихся обосновать, что прибавочная стоимость образуется или создается в сфере обращения. Для выяснения этого вопроса К. Маркс и рассматривал покупателя, продавца, товаровладельца, производителя, потребителя и т. п. только как персонифицированные категории, представляющие социальные экономические отношения. Подводя предварительный итог проведенного им анализа, К. Маркс приходит к выводу, что в сфере обращения прибавочная стоимость не образуется и не производится. И тем самым пришел в противоречие с экономистами, которые считали, что прибавочная стоимость образуется в сфере обращения. Это позволило Марксу высказать предположение: «Быть может, мы попали в затруднение вследствие того, что рассматривали лиц только как персонифицированные категории, а не индивидуально» [113, c. 173].
И далее К. Маркс переходит к рассмотрению высказанного предположения, выделяет конкретные индивидуальные качества у товаровладельцев, осуществляющих товарообмен, и демонстрирует, что данные качества, участвующие в обмене, не увеличивают прибавочную стоимость. Он приводит следующее рассуждение: «Товаровладелец А может быть настолько ловким плутом, что всегда надувает своих коллег В и С, в то время как эти последние при всем желании не в состоянии взять реванш. А продает В вино стоимостью в 40 ф. ст. и посредством обмена приобретает пшеницу стоимостью в 50 фунтов стерлингов… Присмотримся к делу внимательнее. До обмена имелось на 40 ф. ст. вина в руках А и на 50 ф. ст. пшеницы в руках В, а всего стоимости на 90 фунтов стерлингов. После обмена мы имеем ту же самую общую стоимость в 90 фунтов стерлингов. Находящиеся в обращении стоимости не увеличились ни на один атом, изменилось лишь ее распределение между А и В» [113, с. 173 – 174]. И далее: «Как ни вертись, а факт остается фактом: если обмениваются эквиваленты, то не возникает никакой прибавочной стоимости, и если обмениваются неэквиваленты, тоже не возникает никакой прибавочной стоимости» [113, с. 174]. Итак, можно заметить, что индивидуальные качества (ловкости и плутовства у персоны А) и другие индивидуальные качества, имеющиеся у носителя экономических отношений, не производят и не увеличивают прибавочной стоимости. Но экономические отношения, представленные в теории как персонифицированные категории, предполагают самостоятельное существование и носителя (персону) этих или иных социальных отношений, и действительных отношений. Персонифицированное социальное качество не является самой персоной.
К. Маркс категоричен, он не допускает возможности истолковать его позицию иначе и говорит: «Будем поэтому держаться в границах товарного обмена, где продавец является покупателем и покупатель – продавцом» [113, с. 173]. То есть он держится социальных (экономических) функций продавца и покупателя, а не индивидуального плутовства, ловкачества или иных качеств индивидуумов.
Обращение к указанным С. Л. Рубинштейном страницам «Капитала» обнаруживает, что К. Маркс не попал в затруднение. Он говорит: «Быть может, мы попали в затруднение…». По воле же С. Л. Рубинштейна, опустившего слова «быть может», обозначающие модальность высказывания, получилось, что К. Маркс говорит: «Мы попали в затруднение». Умышленно это сделано или по недоразумению, неважно, но это в корне меняет отношение к позиции С. Л. Рубинштейна. Дело в том, что С. Л. Рубинштейн нуждался в серьезной поддержке своей психологической позиции, претендующей на изучение социальных явлений. Но, как ни странным это может показаться, он фактически противоречил позиции К. Маркса, который в экономической теории рассматривал лица как персонифицированные категории экономических отношений и не затрагивал вопроса изучения человека как индивидуальности, не придавал индивидуальным качествам человека серьезного значения в экономической теории, если эти качества не имели экономического содержания. Для К. Маркса человек (лицо), участвующий в экономической сфере, является субъектом соответствующей деятельности, выражающей экономические отношения. Поэтому он и называет человека покупателем, продавцом, рабочим или капиталистом – именами, представляющими именно экономические отношения.
Следовательно, человек (лицо), ставший участником педагогической сферы, при соответствующих условиях является субъектом деятельности, выражающей педагогические отношения. Поэтому человека и называют учителем, учеником или воспитателем и воспитанником – именами, представляющими именно педагогические отношения. Для С. Л. Рубинштейна же лицо является и личностью, и индивидуумом, и реальным живым человеком, и все они (эти явления), по мнению Рубинштейна, имеют психику, которая составляет предмет психологии, хотя в действительности психику имеет только человек. В этом случае Рубинштейн не видит и не определяет социальных граней человека, или сознательно игнорирует социальное как нечто не существенное в его позиции, в силу чего человек для него оказывается вне социума, как нечто, имеющее только психику.
К. Маркс показывает, что рассмотрение «лиц только как персонифицированные категории», т. е. как социальные (экономические) явления, а не как природные, позволяет установить действительные причины и условия образования или создания прибавочной стоимости. Несмотря на это, С. Л. Рубинштейн при помощи фигуры умолчания (указанной выше) превращает К. Маркса в сторонника своей психологической позиции.
Попытка даже предположить, что сущность социальных, в том числе экономических, явлений может быть раскрыта рассмотрением индивидов индивидуально, т. е. рассмотрением психических особенностей (свойств и качеств) реального натурального человека, имеющего психику, неконструктивна. Однако предположение наличия психики у экономических отношений (явлений) становится основанием для вмешательства психологии в социальные явления.
С. Л. Рубинштейн и его последователи никак не могут признать, что личность – не человек, что личность не имеет психики, что личность – понятие, представляющее только общественную сторону в человеке. Отсюда и происходит путаница (неразличение социальных и психических, природных явлений) в психологии. Аналогичная путаница имеет место и в педагогике, поскольку психологию считают фундаментом педагогики и традиционно продолжают следовать многим установкам психологов, в том числе и установке рассматривать учителя и ученика как индивидуумов. Это заблуждение препятствует развитию теории педагогики и не позволяет признать педагогику наукой.
Методологическое положение К. Маркса – исполняющих государственные функции индивидуумов необходимо рассматривать по социальному, а не индивидуальному качеству – фактически отказывает притязаниям психологии на ведущую роль в объяснении социальных явлений, в том числе и педагогических. Психологи или не поняли сущности данного положения, или поняли, но, чтобы сохранить статус-кво психологии в качестве фундамента педагогики, решили привлечь К. Маркса на свою сторону. Так это или нет, но попытка показать, будто Маркс признал, что разработанная им методология анализа социальных явлений без обращения к психологии (к особенностям индивида) ошибочна, имеет место.
Шагом к решению проблемы субъектов, который уже совершен в педагогике, по нашему мнению, является признание ученика и воспитанника не объектами педагогических воздействий (учебных и воспитательных), как это было, а субъектами. Здесь следует заметить, что осознание проблемы субъекта учителя и субъекта ученика не привело исследователей к постановке проблемы субъекта воспитателя и субъекта воспитанника. Инерция педагогической традиции, в которой учитель и воспитатель как воспитанник и ученик недостаточно различаются, не позволяет исследователям корректно провести между ними различие. Это препятствует развитию науки педагогики и ее теории.
Таким образом, традиционная педагогика останавливается перед необходимостью разграничения социальных и несоциальных явлений, разграничения педагогических явлений от природных как носителей социальных явлений.
[1] См. настоящий текст: Часть вторая. ОСНОВЫ ТЕОРИИ ПЕДАГОГИКИ. Глава 4. Психическое, социальное, педагогическое, где указывалось на некорректное употребление психологами понятия личность.