Практически каждый человек, осуществляя свою жизнедеятельность, в течение некоторого времени исполняет различные социальные функции. Чтобы исполнить какую-либо социальную функцию, человек вынужден использовать, применять (надевать) соответствующую «маску». Здесь нет проблемы, но как необходимы инструменты, очки, перчатки, фартук для исполнения того или иного вида трудовой деятельности, так и для исполнения социальных функций необходимы соответствующие социальные маски, без которых многие социальные процессы не могут состояться. Социальные маски являются результатом внутренних состояний человека, представляющим осознанное или неосознанное социальное содержание. Педагогические маски не имеют яркого выражения как, например, актерские маски или белый халат врача, они обычно не заметны и судить об их наличии можно только по специальным действиям, реализующим социальные функции (возникающие отношения).
И так в каждом случае, с каждой социальной функцией. Чтобы осуществить любую социальную функцию, человек должен на это время стать именно этой функцией, ее субъектом. То есть на свое единственное лицо человек вынужден надевать многие социальные маски, олицетворяющие те или иные конкретные отношения. Такую способность имеет только социально образованный человек. Если бы такое «превращение» человека в субъекта деятельности нельзя было осуществить, то никакие социальные функции не могли бы стать реальностью данного мира, и человек остался бы за пределами великого социума.
Собственно, именно такие «превращения» позволяют ему оставаться основной единицей социума – социально образованным человеком. Такое «превращение» необходимо допустить, так как в противном случае не удастся объяснить существование этих социальных функций. Для реализации этих функций человек должен пытаться осуществлять и уметь осуществлять мысленно и практически деятельность, в которой содержание функций занимает место цели, чувствовать и понимать совершаемое им. Но чтобы уяснить для себя сущность социальных реалий, именно этими чувствами и пониманием и следует пренебречь: не отказать человеку в этих способностях, а ограничить их пределами и условиями, связанными с выполнением только данной функции, т. е. как будто человек чувствует и понимает только то, что соответствует выполнению данной функции.
Маска (понятие «маска») позволяет более корректно описать и представить процесс учебной и воспитательной деятельности. Дело в том, что, когда ученик начинает действовать, выполняя указания и требования субъекта учебной деятельности (учителя), он действует, уже имея надетую маску ученика. У нас нет более признаков (пока), по которым можно было бы установить, надета или нет соответствующая маска. Но надетая маска может означать как принятие ребенком предложенное учителем, так и непринятие, т. е. ребенок, выполняя указания учителя, заявляет, демонстрирует, что он ученик, хотя как человек (ребенок) может неохотно выполнять их. Но поскольку маска надета, то данная деятельность ученика будет выполнена, хотя и с некоторыми дефектами.
Отношение – стремительно и незаметно изменяющееся явление. Изменение отношений между людьми с необходимостью ведет к соответствующим изменениям (смене) и субъекта действий. Если субъекты не соответствуют измененным отношениям, то отношение между людьми носит некомфортный, эмоционально отрицательный характер.
С изменением отношений появляется и маска, облегчающая человеку стать субъектом других действий. Но если взрослый человек способен придерживаться выбранной деятельности и продолжительно удерживать соответствующие данной деятельности отношения, то у ребенка такая способность только складывается (вырабатывается), он не может долго управлять своей деятельностью, и появившаяся маска в результате изменения отношений позволяет ему легко перейти к другим действиям и стать субъектом этих действий. Неуловимость грани «превращения», перехода ребенка в ученика и обратно или ребенка в воспитанника и обратно составляет основную трудность педагогической практики.
А. С. Макаренко прекрасно понимал суть дела и стремился обозначить эту грань: «Для нас он объект воспитания, а для себя он живой человек, и убеждать его в том, что он не человек, а только будущий человек, что ты (он) явление педагогическое, а не жизненное, было бы мне невыгодно. Я старался убедить, что я не столько педагог, сколько я тебя учу, чтобы ты был грамотным, чтобы ты работал на производстве, что ты участник производственного процесса, ты гражданин, а я старший, который руководит жизнью при твоей помощи, при твоем участии. Меньше всего я старался убедить его в том, что он только воспитанник, т. е. явление только педагогическое, а не общественное и не личное. На самом деле для меня он явление педагогическое» [97, c. 165].
А. С. Макаренко достаточно корректен, и все-таки он не совсем точен: человек не объект воспитания, а субъект воспитания, он не педагогическое явление, а живой человек, ребенок, личность, гражданин. Да и сам он – человек, взрослый, личность, гражданин, но при определенных условиях эти люди (взрослый и ребенок) вступают в педагогические отношения и в этот момент времени надеваются педагогические маски – воспитателя и воспитанника или учителя и ученика. Обнаружить, надета ли маска или нет, можно только тогда, когда субъекты педагогических отношений начнут взаимодействовать. И только тогда мы имеем действительное педагогическое явление, обусловленное взаимодействием педагогических масок. Но это, конечно, метафора, на самом деле взаимодействуют люди в масках. А маски, как спецодежда, обеспечивают безопасность исполнителей данных деятельностей. Это взаимодействие порождает воспитательный или учебный процесс, являя собой то одну, то другую сторону педагогического процесса.
При определенных условиях ребенок (человек) может почувствовать себя объектом воспитания. Было бы лучше, если он сам сказал бы нам об этом. Но здесь небольшая проблема, поскольку надо объяснить ему и добиться, чтобы он понял, что значит быть объектом, быть педагогическим явлением и т. п. Можно определиться в вопросе, используя выделенные нами средства.
Очевидно, что такое чувство может появиться в условиях, в которых возникающие отношения воспитания и обучения оказываются настолько «жесткими», что маски воспитанника и ученика вдруг оказываются снятыми, а взрослый, осуществляющий деятельность воспитателя или учителя, не замечает этого и продолжает относиться к ребенку как к воспитаннику или как к ученику. Именно в этот момент ребенок может почувствовать, что к нему (ведь у него упала маска), ребенку, относятся не как к человеку, а как к тому, кем он только что, минуту назад, был: как к воспитаннику или как к ученику. Он испытывает отсутствие комфорта в этих отношениях и чувствует себя в качестве объекта (социального объекта), на который воздействуют, но которым он уже не является и не желает быть.
Ребенок весьма четко ощущает различия, когда он ученик или воспитанник, а когда просто ребенок. Когда ребенок соглашается со взрослым, «надевшим» маску учителя, выполнить то или иное действие по его требованию и приступает к его исполнению, он – ученик. А когда он соглашается со взрослым, «надевшим» маску воспитателя, выполнить то или иное действие по его требованию и приступает к его исполнению, он – воспитанник. В этот момент на ребенке появляется маска или ученика, или воспитанника и сохраняется, пока он выполняет действия по требованию (мысленно или практически).
Если маски надеты и они соответствуют проявленным отношениям (учебным или воспитательным), то взаимодействие субъектов обязательно приведет к запланированному результату (достигнутой цели в той или иной степени), хотя неодноразовым и не одномоментным взаимодействием. Поскольку маски надевались, чтобы достигнуть некоторой цели, то взаимодействие фактически должно рассматриваться как деятельность. Если же маска только у одного из взаимодействующих субъектов, то взаимодействие масок не состоится, не состоится должной деятельности и цели не будут достигнуты.
Если можно было бы видеть, надеты соответствующие маски или нет, то работа учителя и воспитателя была бы значительно облегчена. Так, например, в случае, если маски не надеты, можно было бы не начинать воспитательных или учебных действий, а предпринять вначале меры к тому, чтобы необходимые маски были надеты. Но так как маску видеть нельзя, то приходится действовать вслепую. И если человек, приступивший к деятельности воспитателя, уже надел маску воспитателя, а другой субъект не надел маску воспитанника, то воспитательные воздействия и взаимодействия не произойдут, не состоится воспитательный процесс. Но поскольку реально какое-то взаимодействие состоялось, то состоялся и какой-то процесс образования материальной основы будущего качества, а то, что образовалось, находится вне пределов сознания человека, исполняющего воспитательную деятельность. И ответ на это образование (след) как в форме эмоции и чувства, так и в форме осознанного качества (знания) может быть непредсказуем. Это воспитательская удача или неудача. Большинство неудач имеют своей причиной именно несоответствующее взаимодействие социальных, в данном случае педагогических, масок.
Для выражения тех или иных социальных отношений в обществе вырабатываются социальные функции, выполнение которых позволяет не только сохранять эти отношения, но развивать их и управлять ими. В своей практической деятельности А. С. Макаренко корректно использовал большую палитру социальных функций для тех или иных складывающихся или уже сложившихся отношений между людьми как в колонии, так и за ее пределами. Приведем несколько фактов (примеров). «Командир не должен подменять инструктора, на обязанности которого лежит прямое руководство техническим процессом производства. Если инструктором является один из членов коллектива – воспитанник, он на производстве должен выполнять те же функции, что и наемный инструктор, не смешивая этих функций с функциями командира отряда» [96, c. 270]. Здесь у него представлено четыре вида отношений: между командиром отряда и членом коллектива, между командиром отряда и инструктором, между инструктором и членом коллектива, между инструктором и воспитанником. Социальные функции, выполняемые субъектами этих отношений, не должно смешивать.
Далее он замечает: «по требованию преподавателя командир удаляет из класса нарушителя дисциплины. Эта организация действует в школе во время учебной работы. Вне школы – в быту и на производстве – командир класса подчиняется командиру отряда, членом которого он состоит. Сложная система коллективных зависимостей воспитывает умение руководить и подчиняться» [96, с. 271]. В данном случае исполняющему обязанности учителя человеку нет необходимости менять маску учителя. Это выполняет один из исполнителей ученической деятельности: он перестает быть учеником, надевает маску командира класса и выводит нарушителя за пределы учебных отношений. Здесь представлены несколько иные отношения: между учителем и учеником, между учителем и нарушителем дисциплины, между учителем и командиром класса, между командиром класса и нарушителем дисциплины, между командиром класса и командиром отряда. Каждый из субъектов отношения может (должен) выполнять только свою, строго определенную функцию. Выполнение этих функций сохраняет именно данное отношение. Понимание этого чрезвычайно важно, что и подтверждает положительный практический опыт А. С. Макаренко.
Действительно, если мы имеем учебные отношения, то субъекты этих отношений выполняют функции учителя и ученика. Если один из субъектов, например ученик, нарушает учебные отношения, то он перестает быть учеником. Если же теперь человек, являющийся субъектом учебных отношений (учитель), пожелает вступить в отношения с нарушителем, то он должен перестать быть учителем, в этом случае прекратятся учебные отношения. Но чтобы этого не произошло, в классе имеется командир для урегулирования подобных отношений. Именно он вступает с нарушителем в отношения совсем неучебные, благодаря которым учебная деятельность в классе не прекращается.
Приведем еще один пример из практики А. С. Макаренко: «Вообще в коммуне также бывали Хлестаковы, но когда он делает то, что фактически делает не он, а уполномоченный коллектива, – он соврать не может, и это действительно было так» [97, с. 276). Здесь очень резко выделена «социальная маска» уполномоченного коллектива, которая существует отдельно от реального человека. И когда он «надевает» маску, то становится субъектом, выполняющим социальную функцию уполномоченного, без чего эта функция не может быть выполнена. Конечно, можно сказать, что данный человек перестает быть самим собой, поскольку только в этом случае социальная функция уполномоченного может быть выполнена. Это возможно только на время выполнения функции. На самом деле человек остался тем же человеком (Хлестаковым), но свои силы он направил на то, чтобы выполнить возложенную на него и принятую им социальную функцию уполномоченного. Привычная роль Хлестакова, конечно, мешает выполнить социальную функцию уполномоченного коллектива, именно от нее он и должен отказаться. Выполнив же функцию уполномоченного, он вновь может превратиться в Хлестакова, но сам человек уже имеет опыт отрицания хлестаковщины, который был получен им под воздействием выработанной в коллективе социальной функции уполномоченного. А социальная функция уполномоченного могла быть выполнена лишь при «надетой социальной маске» уполномоченного. Четкое выделение существующих и необходимых для дела отношений, определение необходимых социальных функций и выбор субъектов их выполнения позволили А. С. Макаренко решать сложные и серьезные задачи воспитания во всех коллективах, в которых приходилось ему работать.
Педагогические маски, особенности их использования и функционирования позволяют сделать некоторое обобщение относительно профессиональных масок. Смена масок позволяет человеку стать субъектом различных видов деятельности и достигать целей профессиональной деятельности.
Маски снимаются, падают, теряются, разрушаются. Когда это происходит, понижается степень безопасности человека, маски (спецодежда) перестают защищать его. И «обнаженный» человек остается лицом к лицу (один на один) с реальностью: он вынужден принимать решения, действовать при отсутствии созданных в обществе средств защиты.
Это и выявляет эффект, известный в обществе под названием «человеческий фактор». Исчезновение профессиональной маски («спецодежды») обычно происходит тогда, когда в осуществляемой деятельности возникают непредвиденные и неотраженные в профессиональном опыте явления, препятствующие выполнению данной деятельности. В таких ситуациях профессиональная деятельность не может быть выполнена. Именно в этот момент включается человеческий фактор, так как теперь в измененных условиях субъект профессиональной деятельности не может продолжать ее. Субъект профессиональной деятельности не формирует цели исполняемой деятельности. Это прерогатива человека.
Решения и действия человека в подобных ситуациях могут привести как к положительным, так и к отрицательным результатам.
Быстрая сменяемость масок, характерная для педагогической деятельности, в значительной степени обусловлена количеством участников (взрослых и детей). Учитывая, что в системе общеобразовательных школ, да и в других учебных заведениях отсутствует система диагноза текущего овладения учебным материалом каждого ученика, отсутствует самостоятельная система воспитательной деятельности, можно констатировать, что в системе образования превалирует человеческий фактор, личные качества людей, занятых в системе, а не профессиональные умения и их совершенствование.