§ 5. Деятельность в плену психологических суждений

Психологизм и границы психики

Психологизм – это направление в психологической науке, представители которого объясняли социальные явления психологическими данными и свойствами человеческой психики. В рассматриваемом случае психологизм несколько иного рода. Это не научное направление в психологии, оно не имеет своих представителей. Но это явление распространено и имеет место во многих научных работах, суть его в том, что исследователь, выделив ряд явлений, например сознание, деятельность, личность, цель, игнорирует их социальную природу и обращается с ними, как с психическими явлениями. Это – наивный психологизм, который назван нами психологизацией социальных явлений. Включая в свое исследование социальное явление, психолог упоминает, что оно социальное, но тут же утверждает, что включает это явление потому, что оно имеет психическое содержание. Фактически наделяют или «наполняют» социальное психологическим содержанием.

Основная причина распространенной психологизации социальных и иных явлений – в отсутствие четкого определения и понимания предмета психологии – психики.

С. Л. Рубинштейн, стремясь определить предмет психологии, отмечал, что «…только радикальная перестройка самого понимания и сознания, и деятельности человека, неразрывно связанная с новым пониманием их взаимоотношений, может привести к правильному раскрытию предмета психологии» [161, c. 24]. Но фактически и практически он исходил из понимания того, что сознание, да и деятельность, есть нечто психическое, хотя нигде прямо об этом не говорил. Поэтому приведем несколько высказываний, из которых можно будет понять, что это именно так и есть.

«…У Маркса со всей возможной отчетливостью сформулировано положение об объективной опосредованности сознания… Эта идея об объективной опосредованности психики с большой последовательностью проводится Марксом через все его психологические высказывания…» [161, c. 26 – 27]. В первом предложении утверждается, что Маркс сформулировал положение об опосредованности сознания. Это верно. А утверждение во втором предложении, что идея об объективной опосредованности психики проводится Марксом, – явная ошибка. Можно посчитать, что С. Л. Рубинштейн оговорился, когда вместо слова «сознание», которое он должен был употребить, чтобы не смешивать одно с другим, он употребил слово «психика». Но это не оговорка, сам автор не замечает различий между сознанием и психикой, а считает сознание чем-то психическим и желает в качестве единомышленника призвать Маркса, приписав, однако, что Маркс не различает сознание и психику.

Далее С. Л. Рубинштейн пишет: «Психика, сознание могут стать предметами психологии – содержательной и реальной» [161, с. 28]. Психика действительно есть предмет психологии, но сознание таковым не является. Его только можно причислить к психике, что и делает автор высказываний.

«Акт человеческой деятельности – это сложное образование, которое, не будучи только психическим процессом… внутри себя включает психологические компоненты» [160, c. 27]. Если деятельность не имеет психики, то не может быть и психическим процессом, но ученый, не доказывая, что деятельность имеет нечто психическое, утверждает это.

«Сам факт осознания своей деятельности изменяет условия ее протекания… закономерности, которым она подчиняется, выходят за пределы одной лишь физиологии; объяснение деятельности требует раскрытия и учета психологических закономерностей» [160, с. 26]. Автор подчеркивает, что когда деятельность осознана (он допускает, что возможна деятельность и без ее осознания, но без осознания может быть выполнена только совокупность действий, но не деятельность), для ее объяснения необходимо учитывать психологические закономерности. Здесь вольно или невольно, но сознание оказывается отнесенным к психологической сфере. Логика С. Л. Рубинштейна такова: раз осознание «изменяет закономерности протекания деятельности», то для объяснения деятельности требуется раскрытие «психологических закономерностей». Почему? Не возникло бы недоумения, если бы автор сказал, что психика «изменяет закономерности протекания деятельности», тогда было бы понятно, что для объяснения деятельности требуется раскрытие «психологических закономерностей».

Разве сознание или деятельность являются психическими явлениями? Конечно, нет. Деятельность и сознание – социальные явления. Поэтому ни физиология, ни психология не только не компетентны, но даже не в состоянии объяснить эти явлении. Для объяснения сознания и деятельности требуются не закономерности физиологии и психологии, а закономерности социальные.

«Психология не изучает поведение в целом, но она изучает психологические особенности деятельности» [160, с. 28]. Но деятельность не имеет никаких психологических особенностей, они могут только быть приписаны ей. Что и делает С. Л. Рубинштейн: «…Нет такой практической деятельности, которая, создавая материальный продукт, состояла бы только из материальных актов и осуществлялась бы без участия психических процессов. Поэтому и практическая деятельность человека должна войти в сферу психологического исследования» [160, с. 42]. Круг замыкается на психических процессах, на психике, хотя известно, что это не последний процесс в действительном мире, что над психикой надстраиваются социальные процессы, от которых зависит не только дальнейшее развитие самой психики, но существование социально образованного человека.

Рассмотрим следующее его высказывание: «Всякое действие человека исходит из тех или иных мотивов и направляется на определенную цель; оно разрешает ту ли иную задачу и выражает определенное отношение человека к окружающему» [160, c. 26]. Если действие направлено на цель, то, очевидно, что цель предшествует данному действию. Что же было до цели? До цели должна была быть деятельность по определению цели для действия. Если это так, тогда действия, о которых говорит С. Л. Рубинштейн, совсем не те, которыми определяется цель. Это касается и задачи: чтобы «действие разрешило» задачу, задача уже должна быть, а чтобы задачу найти, иметь, сформулировать, также необходима деятельность, результатом которой должна быть данная задача. Это означает, что ученый не стремился к установлению сущности действия и к закреплению его в дефиниции понятия «действие», поэтому он и берет действия, для которых уже есть и цели, и задачи.

С. Л. Рубинштейн продолжает: «Оно (действие. – В. П. и Т. П.) вбирает в себя… всю работу сознания и всю полноту непосредственного переживания» [160, с. 26]. И этим утверждением включает в сферу психологии действие, которое им еще никак не определено. Он считает, что в действие входит или оно «вбирает» в себя нечто психическое[1]. Содержание утверждения позволяет заметить, что если действие вбирает в себя нечто психическое, то это значит, что до некоторого момента действие существовало без этого нечто, без психического. Следовательно, вопрос, что такое действие, остается без ответа. Но этот вопрос не стоит перед С. Л. Рубинштейном, так как ему важно не что такое действие, а то, что он заставил действие вбирать в себя психическое. Благодаря этому, действие оказывается включенным, не являющимся, а именно включенным в сферу психологии.

Далее следует аналогичное утверждение: «Каждое самое простое человеческое действие – реальное физическое действие человека – является неизбежно вместе с тем и каким-то психологическим актом, более или менее насыщенным переживанием, выражающим отношение действующего к другим людям, к окружающим» [160, с. 26]. Здесь лишь еще более психическое закрепляется в действии, когда автор говорит, что «человеческое действие неизбежно является каким-то психологическим актом». Подчеркнем, «неизбежно», неизбежность, видимо, не нуждается в аргументах.

С нашей позиции, более правильным было бы сказать, что психика обеспечивает или сопровождает осуществление действия. Этого было бы достаточно и не позволило бы выдавать действие за психическое явление, тем более физические действия человека. Даже не всякое свое действие человек может переживать, так как не всякое действие вызывает психическое. Переживание есть психическое, и оно же есть психическое действие, потому что оказывает влияние на состояние того, кто именно это переживает. Переживания поэтому являются действиями, а психическими потому, что переживания, вызванные социальными явлениями, происходят в организме человека, в том слое, который представляет единство мозга и центральной нервной системы (ЦНС). Этот слой и есть психика, или поле, где проявляет себя то, что мы называем психикой.

Действие для биологического организма, проявляясь, имеет две формы, или два вида: действие самого организма на окружающее и действие в самом организме, внутри него. В том и в другом случае проявление активности биологического организма, осуществляющееся затратой своих природных сил (физических, психических, духовных), в зависимости от уровня развития организма, приводящих к простому движению, перемещению своего тела или части его. Действие внутри организма есть также активность, активность функционирующих в нем внутренних органов, способных иметь и накапливать энергию, тратить ее при функционировании, влияя тем самым и на весь организм в своих пределах. Психическое действие – это действие психики. Таким образом, если вычлененное действие не действие психики или не относится к психике, то у нас и нет оснований называть действие психическим или наполнять его психическим содержанием.

Психика – это явление, но именно оно и не имеет четких границ в психологии. Определения психики настолько обширны, что включают в себя предметы многих наук, фактически все явления, которые так или иначе «прошли» через голову человека.

Остановившись на выделении внешнего и внутреннего, относя при этом внутреннее к психологическим явлениям, психологи, видимо, утратили тонкость анализа, не заметив, что внутреннее совсем не означает психическое, хотя психическое может быть только внутренним для существа, имеющего головной мозг и центральную нервную систему. Это относится и к тому моменту, что отраженное внешнее, в мозгу и ЦНС человека, в своей содержательной части никогда не было и не может быть психическим. Психологи, считая, что внутреннее (в мозгу и ЦНС человека) есть психическое, далее не анализируют. Психическое для них – это внутренние явления, вызванные воздействием внешнего. Но психическое, вызванное воздействием социального, содержит социальное, поскольку же это социальное не выделено, то оно оказывается или его считают психическим. Фактически социальное содержание оказывается психологизированным. Повторим еще раз: отраженное содержание социального находится внутри человека, не выходит за пределы тела человека, но при этом является социальным и по происхождению, и по содержанию. Оно не может быть психическим, но обслуживается психикой.

Психика – это образование (структура, система, качество) высокоорганизованного биологического организма, которое активизируется внешними и внутренними воздействиями, оставляющими следы в головном мозгу, и результатами переработки этих следов. У человека часть результатов психика доводит до осознания, что обеспечивает человеку выход в социум, а другую часть доводит до физиологической системы организма человека, обеспечивая ему возбужденные состояния, которые впоследствии переходят в положительные или отрицательные (угнетенные) состояния психики.

Психика поставляет необходимые продукты (материалы), позволяющие человеку осознать, понять и принять решение о своей будущей деятельности. Скорость и точность доставки необходимого материала социально образованному человеку для вспоминания, осознания, понимания свидетельствуют о способности, особенности и гибкости психики.

Факт осознания и понимания тех или иных явлений происходит при активном функционировании психики, ЦНС и фиксируется в пределах головы человека. Но это совершенно не означает, что осознание и понимание есть психическое. Осознанное и понятое есть социальное, которое возникает и сохраняется в пределах одного или каждого человека при непосредственном участии психики (психического). Психика, в свою очередь, является лишь системой, обеспечивающей осознание и понимание, т. е. появление социального в пределах границ головы человека, но сама не является социальным образованием. Как физиологическое, обеспечивая появление психического, не становится психическим, так и психическое, обеспечивая появление социального, не становится социальным.

Наблюдая и осознавая реальную связь психического с социальными явлениями (деятельностью, сознанием, целью), психологи в своей теории не определились в различении психического и социального. Поэтому, имея дело с социальным, они принимали его за психическое и относились к нему как к психическому. А совершив это, они получили возможность изучать абсолютно всё, что так или иначе оказывалось включенным в деятельность человека.

Обнаружение и выделение социального как самостоятельного явления предоставляет возможность очертить верхнюю границу психики как предмета науки психологии.

С. Л. Рубинштейн, рассматривая историю развития психологии, выделял прежде психофизическую проблему, затем психофизиологическую проблему. Согласно логике развития, он должен был поставить и проблему психосоциальную. Но он не поставил ее, так как социальное растворилось в его суждениях о психическом. Не поставили эту проблему – психосоциальную – и его ученики, и последователи.

Психологизация компонентов деятельности

Определение «деятельность – это совокупность действий (действие), осуществляемая социально образованным человеком при помощи средств, направленных на предмет для достижения результата, соответствующего цели» – составлено на основе анализа процесса труда. Оно в некотором отношении отличается от приведенных определений, что делает возможным и необходимым рассмотрение этих различий, чтобы сблизить или провести более глубокие различия с другими определениями, проверить жизнеспособность предложенного определения.

Рассмотрим здесь ряд высказываний психологов, так или иначе связанных с компонентами деятельности, представленными в данном определении, но при этом будем исходить из понимания деятельности как самостоятельного социального образования.

1. Предмет

«Радикальная перестройка самого понимания сознания и деятельности» [161, c. 101], начатая С. Л. Рубинштейном, которая, по его мнению, должна была «привести к правильному раскрытию предмета психологии», не завершена, а вовлечение различных явлений в сферу психологии продолжается. Продолжается и процесс психологизации как единственный способ утвердить положение, что вовлеченные в психологическое исследование явления и предметы имеют и психологическое содержание.

Психологи, например, утверждают, что «предмет является одним из основных элементов психологического (предметного) содержания деятельности, в которое входят, кроме предмета, средства, способы, продукт и результат» [51, c. 104].

Прежде всего, возникает вопрос, что такое психологическое содержание? И если это есть нечто, относящееся к психике, которая еще не определена психологами, или принадлежащее ей, то почему предмет деятельности считается или называется элементом психологического содержания? Реальный предмет деятельности есть то, что человек помещает перед собой и воздействует на него посредством своих сил и средств для того, чтобы из предмета получить то, что человек имел в цели. Почему в это «психологическое содержание» входят и средства, и способы, и продукт, и результат деятельности? Ведь, как и предмет деятельности, средства, способы, продукт и результат деятельности есть то, что находится за пределами психики человека. Каким же образом то, что находится вне человека, вне его психики, превращается в психологическое содержание?

Как уже отмечали, топор, пила, рубанок как средства труда, способы их применения к деревянному предмету и стол как продукт и результат некоторой деятельности, очевидно, не имеют психики и не содержат в себе психического. Разумеется, человек не без участия своей психики изготовил стол. Но участие психики в деятельности не является основанием, чтобы считать названные элементы (компоненты) деятельности принадлежащими психике или имеющими психологическое содержание. При осуществлении деятельности функционировали все внутренние органы человека (сердце, печень, почки и т. д.) и, следовательно, все они, наряду с психикой, тоже принимали участие в этой деятельности. Это «участие» внутренних органов в деятельности, если следовать данной логике, вынуждает утверждать, что элементы деятельности (предмет, средства, продукт) принадлежат физиологии или имеют физиологическое содержание. Для такого утверждения нет объективных оснований, так как в предмете и иных элементах деятельности никто еще не обнаружил наличие биологических органов. Это «участие» внутренних органов в деятельности не дает оснований считать элементы деятельности (предмет, средства, продукт), принадлежащими физиологии или имеющими физиологическое содержание. Функционирование психики и внутренних органов человека являются объективными условиями, без которых деятельность неосуществима, но которые не определяют сущность деятельности как социального явления.

В реальной деятельности, видимо, можно иметь дело с предметом психологического содержания, например с психикой как предметом психологической науки. Но считать, что все предметы конкретной деятельности имеют психологическое содержание, было бы ошибочным.

Далее, основной элемент деятельности – предмет – связывают с явлениями, представленными понятиями «потребность», «мотив», «побуждение», и характеризуют предмет, как имеющий психологическое содержание. Именно это и представлено в следующем высказывании «потребность получает свою определенность только в предмете деятельности… Поскольку потребность находит в предмете свою определенность… данный предмет становится мотивом деятельности, тем, что побуждает ее» [89, c. 303]. Итак, здесь несколько превращений: потребность находит себя в предмете деятельности, после чего предмет деятельности становится мотивом деятельности, а мотив – побуждением деятельности, поскольку он побуждает ее.

Содержание приведенного высказывания не имеет достаточных оснований, чтобы быть объективной истиной. Во-первых, потому, что предмет деятельности не может быть мотивом, так как предмет деятельности выбирается человеком, и если предмет для деятельности не выбран, если он еще не существует для человека, то как он может стать мотивом, побуждением. Во-вторых, потому, что определенный предмет деятельности изменятся в этой деятельности и превращается в иной предмет – результат завершенной деятельности. Если этот предмет-результат удовлетворяет потребность человека, то может стать побуждением человека к деятельности. Но это не предмет деятельности, как утверждается в высказывании, а результат деятельности. То, что побуждает, не подлежит изменению в деятельности, оно может иметь место в представлении человека до начала деятельности. Таким образом, предмет деятельности не становится мотивом, а мотив не побуждает деятельности.

Неверно и утверждение, что потребность определяется в предмете деятельности. Здесь вновь иносказание, в котором предмет деятельности и предмет-результат деятельности не имеют различий. На самом деле потребность определяется результатом, т. е. предметом, полученным в деятельности, а не предметом деятельности. И только в том случае, если этот результат в состоянии удовлетворить  потребность.

Вместе с этим нужно отметить метафоричность словесного материала в высказывании. Дело в том, что деятельность невозможно побудить, деятельность не имеет мотива, можно побудить человека выполнить ту или иную деятельность. Если же допустить, что деятельность имеет мотив, или мотив побуждает деятельность, то это означает, что деятельность имеет психику, имеет сознание, т. е. деятельность превращается в человека, ибо только человека можно побудить к деятельности, но никак не деятельность! Аналогичное положение уже отмечалось исследователями. Так, например,
В. В. Краевский, ссылаясь на Н. И. Непомнящую, пишет: «Понятие деятельности, введенное в философию и психологию прежде всего в значении активности субъекта, затем стало применяться как покрывающее не только понятие психики, но и понятие субъекта. «Самость» психики сменилась «самостью» деятельности. Деятельность действует, деятельность мыслит, деятельность развивается» [74, c. 92 – 93].

Психологи говорят о том, что «потребность… нашедшая себя в предмете, или «опредмеченная потребность», становится внутренним мотивом деятельности. Внутренний мотив входит в саму структуру деятельности» [51, c. 105]. Но что значит опредмеченная потребность? Потребность живого организма есть нужда в ее удовлетворении. Если найден предмет, который удовлетворяет эту потребность, то потребность опредмечивается, т. е. потребность выступает для человека не как нужда в удовлетворении потребности, а как нужда в предмете, который удовлетворяет эту потребность.

Исходя из этого, можно сказать, что опредмеченная потребность есть потребность, опредмеченная результатом деятельности, или предметом-результатом, который удовлетворяет эту потребность. И этот удовлетворяющий потребность предмет-результат, очевидно, должен быть назван внутренним мотивом деятельности. Но поскольку мотив есть все-таки побуждение, то деятельность не может иметь мотива и, следовательно, не может иметь и внутреннего мотива. Мотив не входит ни в какую структуру деятельности, мотив имеет человек, но не деятельность.

Побуждение может оказаться таковым, что вынуждает человека осуществить те или иные действия без осознания побуждения. Если побуждение и его значение для человека осознаны, то выполняемые действия оказываются осмысленными и могут составить деятельность. Для совершения деятельности человек должен осознать данное побуждение, определить и сформулировать цель. В этом случае содержание побуждения может совпадать с целью, но может и не совпадать.

Мотив как побуждение есть форма, в которой проявляют себя те или иные потребности человека, поэтому мотив побуждает человека не к деятельности, а к тому, чтобы потребности были удовлетворены. (А как эти потребности будут удовлетворены, это совсем другой вопрос). Если побуждения и потребности осознаны человеком, то он сам определяет, желает он удовлетворить их или нет. Если решает, что их следует удовлетворить, то стремится определить цель, а определив цель, стремится понять, – достижима ли она. Именно цель является тем, что побуждает (побуждает в социальном смысле, а не в биологическом) человека к осуществлению деятельности. Следовательно, к деятельности побуждает человека не мотив, а цель.

2. Цель

Психологи наделили или «наполнили» психологическим содержанием элементы деятельности (предмет, средства, способы, продукт и результат). Поскольку среди компонентов деятельности имеет место и цель, то, очевидно, цель тоже должна быть наделена психологическим содержанием или просто отнесена к психическим явлениям. Такова логика.

Именно это и происходит: «Цель как психическое явление, – считает К. К Платонов, – это заранее осознанный и планируемый результат человеческой деятельности» [147, c. 151]. Если согласиться с тем, что цель есть нечто психическое, то нельзя согласиться, что осознанный и запланированный результат есть психическое. Осознанный и запланированный результат есть продукт сознательной деятельности социально образованного человека и являет собой социальное явление. Поэтому слово и понятие «цель», обозначают социальное, но не психическое.

Цель, конечно, побуждает человека к деятельности, можно сказать, что цель есть побуждение. В этом случае она оказывается в одном ряду с другими побуждениями. Тогда цель, как побуждение, есть и мотив, ведь мотив тоже есть побуждение. Таким образом, различия между целью и мотивом исчезают, ибо и то, и другое есть побуждение. Поскольку же побуждения имеют различные признаки, то эти различия являются видовыми. Цель же отличается от других побуждений тем, что она имеет социальное происхождение.

Как только человек осознает и поймет, что достижение цели возможно, – это состояние и становится побуждением к деятельности, именно это, а не мотивы и потребности побуждают человека к деятельности. Но даже осознание того, что цель достижима, не означает начала самой деятельности. До начала еще далеко. Но можно сказать, что мотив побуждает человека к удовлетворению потребности, а цель побуждает человека к деятельности. Итак, мы пришли к разграничению мотива и цели при рассмотрении деятельности как социального явления.

Исходя из такого разделения, можно предположить, что, стремясь к удовлетворению потребностей, представленных в форме неосознанных мотивов, человек осуществляет действия, а стремясь к удовлетворению потребностей, представленных в форме осознанных мотивов, т. е. в форме цели, человек осуществляет деятельность. Из этого следует, что действия человек может выполнить, не осознавая их, не осознавая их причин, а деятельность нельзя выполнить, не осознавая ее и не осознавая цели ее как основной причины. Таким образом, для выполнения действия не обязательно наличие цели, а для выполнения деятельности цель необходима. Появление цели предшествует деятельности. Без цели нет деятельности.

3. Действие

Действие  в нашем определении деятельности  есть элемент, входящий  в один из компонентов деятельности – «совокупность действий». Как  компонент действие представлено и психологами. Но только в этом включении действия в деятельность наша позиция совпадает с позицией психологов.

Как понимают и как представляют психологи действие?

Психологи считают, что «одним из структурных компонентов деятельности является действие – морфологическая единица любой деятельности. Иначе как в форме действий деятельность не существует. Это важнейшая «образующая» в человеческой деятельности» [51, c. 271]. Это – сильное в логическом отношении высказывание. Во-первых, оно содержит очевидную истину, ибо реальная деятельность без действий не существует. Во-вторых, утверждение оказывается ошибочным, потому что действие не является специфической особенностью деятельности, оно не является признаком только деятельности, действие есть свойство всей живой и неживой природы. Это неотъемлемое свойство материальной действительности, поэтому выдавать его за специфический элемент, образующий деятельность человека, ошибочно, с точки зрения логики познания. Сильное в логическом отношении выражение затрудняет установление сущности социального явления – человеческой деятельности.

Посмотрим теперь, как же соотносят действие и деятельность психологи, которые при этом не имеют однозначного понимания деятельности.

Обратимся к высказыванию И. А. Зимней: «Цель деятельности, точнее, действий, входящих в нее, есть ее интегрирующее и направляющее начало» [51, с. 107]. Говоря о цели деятельности, автор высказывания, уточняя, фактически утверждает, что это не цель деятельности, а цель действий. Но вместе с этим из высказывания ясно, что и деятельность тоже имеет цель. Возникает вопрос о количестве целей в конкретно определенной деятельности. Каждое ли действие из совокупности, составляющей деятельность, имеет свою цель, или они имеют одну и ту же цель? Если и деятельность, и действие имеют цель, то не составляют ли деятельность и действие некоторого тождества?

Обратившись к данному нами определению деятельности, обнаружим, что деятельность и действие не составляют тождества, а цель как элемент деятельности принадлежит именно деятельности, а не действию. Так что действие не имеет цели, действие наряду с целью составляет компонент деятельности.

Ссылаясь на А. Н. Леонтьева, И. А. Зимняя пишет: «Согласно А. Н. Леонтьеву, действие – это такой процесс, мотив которого не совпадает с его предметом (т. е. с тем, на что оно направлено), а лежит в той деятельности, в которую оно включено» [51, c. 109]. Этим высказыванием утверждается, что, во-первых, в деятельность включено действие, что оно есть компонент деятельности (это совпадает с данным нами определением деятельности); во-вторых, что действие направлено на предмет. Но в этом, втором, пункте имеется и расхождение.

Из приведенного высказывания И. А. Зимней следует, что действие имеет предмет и направлено на этот предмет. Согласно нашему определению, предмет является компонентом деятельности, следовательно, имеет предмет деятельность, а не действие. Действие есть лишь компонент деятельности. Таким образом, действие точно направлено на предмет, но на предмет деятельности. Для осуществления деятельности человек направляет один компонент деятельности на другой: действие на средство, а средство на предмет. Далее, о действии говорится как о процессе, тогда как действие есть единичный акт процесса, а процессом, с точки зрения логики, может быть названо не единичное действие, а, по крайней мере, их совокупность или два акта действий. Заметим, что здесь вновь сталкиваемся с метафорой, ибо действию (процессу) присваивается возможность иметь мотив.

Теперь можно обобщить сказанное: у психологов действие имеет предмет, а также мотив, цель и является процессом; деятельность тоже имеет и предмет, и мотив, и цель и является процессом. Таким образом, действие и деятельность у психологов имеют достаточное количество одинаковых, одних и тех же, признаков, чтобы перестать их различать. Для разграничения действия и деятельности нужны другие признаки.

Если вновь обратиться к нашему определению деятельности, то не увидим проблемы разграничения деятельности и действия. Эта проблема есть следствие психологизации социального явления. Деятельность, как социальное явление, имеет цель. Действие не социальное явление и этого признака не имеет. Только в составе деятельности оно может быть отнесено к социальным явлениям.

Очевидно, испытывая неудобства от фактического отождествления действия и деятельности, психологи предприняли попытку указать различие между действием и деятельностью. Это различие состоит в следующем: если мотив некоторого процесса совпадает с его предметом, то это – деятельность, если же не совпадает, то это – действие.

Но последуем за психологами, чтобы выяснить, как они разграничат действие и деятельность по указанному ими признаку. «На широко известном примере чтения учащимся книги А. Н. Леонтьев показывает разницу между деятельностью и действием, – пишет
И. А. Зимняя и далее продолжает. – Так, если учащийся читает ее для того, чтобы удовлетворить свою потребность, узнать что-то новое, «понять, уяснить себе то, о чем говорится в книге», то такой процесс может быть назван в указанном выше строгом смысле этого слова деятельностью. Она направлена на содержание книги. Именно содержание побудило чтение книги, оно было внутренним мотивом деятельности… другое дело, когда ученик читает книгу только для того, чтобы, например, сдать экзамен. В этом случае предмет этого процесса – смысловое содержание книги и его мотив – «сдать экзамен» не совпадают. Следовательно, такой процесс может характеризоваться только как совокупность действий» [51, c. 109].

Если вновь воспользоваться нашим определением деятельности, в котором цель признана основным признаком деятельности, отличающим ее от других действий, то, рассматривая ситуацию с чтением, приходим к другим выводам.

Человек, прочитавший книгу, желал усвоить ее содержание, т. е. имел такую цель, значит, его чтение было деятельностью. Что касается «чтения книги», включенного в деятельность сдачи экзамена, сделаем уточнение.

Сдать экзамен – это значит, что человек, поставивший такую цель, может достичь ее, если сможет перед экзаменатором продемонстрировать, что он владеет содержанием учебного предмета, по которому проводится экзамен. Какое отношение к этому имеет «чтение книги»? Если человек не владеет содержанием учебного предмета, то экзамена он не сдаст. Это ясно. Значит, ему надо овладеть этим содержанием, но овладеть содержанием можно при чтении соответствующей книги (учебника). Что должен сделать человек, понимающий это? Он должен поставить перед собой цель – прочитать эту книгу и осуществить деятельность, чтобы достичь цели. Но, овладевая при чтении содержанием учебника, человек будет узнавать нечто новое для себя, стараться «понять, уяснить себе то, о чем говорится в книге». Здесь нельзя не видеть, что чтение книги, владение содержанием которой человек не будет предъявлять экзаменатору, и чтение той же книги, владение содержанием которой человек собирается предъявить экзаменатору, являются одинаковыми деятельностями, имеющими почти одинаковые цели и приводящими к одинаковым результатам. Разница в том, что один из них не совершает никакой другой деятельности с содержанием прочитанной книги, а другой – должен совершить деятельность по сдаче экзамена. Но это уже другая деятельность. Для ее исполнения человек должен поставить иную цель: представить в присутствии экзаменатора собственное владение учебным содержанием. Если это ему удастся, то экзамен будет сдан. Это одновременно будет означать, что человек, сдавший экзамен, получил объективное подтверждение, что он действительно овладел содержанием учебного предмета, чего первый человек не имеет.

Представляя словесно ситуацию с чтением и сдачей экзамена, психологи объединили две самостоятельные деятельности в одну, превратив чтение в действие. Они абстрагировались от конкретной ситуации, что и позволило им вид деятельности по подготовке к экзамену превратить в действие. Но если абстрагироваться от экзамена, от цели и, следовательно, от деятельности, то чтение действительно предстанет перед нами как элементарные действия – движения глазного яблока и шевеление губ.

Но сводить конкретную деятельность к действию, называть деятельность действием, значит, что сложное социальное явление – деятельность – надо сводить к более простому явлению. Фактически это тоже следствие наивного психологизма.

4. Мотив

Мотивы и побуждения, привлеченные психологами для того, чтобы разграничить деятельность и действие, действительно имеют место при выполнении деятельности, но выполняют не различительную функцию, а функцию стимулов, позволяющих человеку более эффективно выполнять деятельность и достигать цели.

Уточним вначале, что значит для психологов мотив. «Трактовка «мотива», – отмечает И. А. Зимняя, – соотносит это понятие либо с потребностью (драйвом) (Ж. Ньютенн, А. Маслоу), либо с переживанием этой потребности и ее удовлетворением (С. Л. Рубинштейн), либо с предметом потребности (А. Н. Леонтьев)» [51,
c. 287]. Итак, имеется три значения, или три понимания мотива.

Если опереться на общепринятое понимание мотива, где «к мотивам относят потребности и инстинкты, влечения и эмоции, установки и идеалы» [167, c. 838], то можно утверждать, что мотив есть побуждение, «подталкивающее» живой биологический организм к удовлетворению возникшей потребности, т. е. мотив (потребность) играет роль побуждающего начала. Чтобы удовлетворить потребность, живой биологический организм должен проявить свое основное свойство – активность. В какой форме эта активность будет проявлена или может проявиться? Это совершенно другой вопрос.

Приведенные И. А. Зимней значения мотива, по нашему мнению, отражают то, что каждое из значений представляет только одну форму проявления активности, присущую биологическому организму, находящемуся на соответствующем уровне биологической эволюции. Представленные значения мотива отражают три уровня биологической эволюции.

  1. Это простейший организм, обитающий в питательной среде, где проявление активности, вызванной потребностью (мотивом), приводит к ее мгновенному удовлетворению.
  2. Это более сложный организм, обитающий не в питательной среде, где проявление активности, вызванной потребностью (мотивом), не может удовлетворить ее одновременно с проявлением активности. Живой организм испытывает длительное воздействие потребности, переживает ее, что усиливает побуждение (мотив) к проявлению активности в поиске предмета для удовлетворения потребности (В среде обитания имеются готовые к удовлетворению потребности предметы, но их надобно только найти.).
  3. Это самый сложный организм, обитающий в среде, где предметы не готовы к удовлетворению возникающей потребности и необходима форма проявления активности, которая изменяет предмет так, что образовавшийся результат (иной предмет) может удовлетворять данную потребность. В этом случае изготовленный предмет (продукт) может стать побуждением-мотивом для следующей активности существа.

Из понимания, что «предмет потребности есть мотив активности» (мотив-предмет) следует: для простейших организмов таким предметом потребности выступает питательная среда; для более сложных организмов – естественные предметы, удовлетворяющие потребности; для самых сложных организмов – изготовленный предмет как результат проявленной активности.

Чтобы изготовить предмет потребления, необходима цель, а это – явный признак деятельности. Следовательно, формой проявления активности, результатом которой является изготовленный предмет, является деятельность.

Выделенные мотивы-побуждения соответствуют трем основным специфическим формам активности живых организмов, находящихся на разных уровнях развития живого. Каждая из форм активности первого и второго уровня проявляется на более высоком, третьем, уровне развития. Но, проявляясь, они перестают быть специфическими и основными, не переставая влиять некоторым образом на основную форму активности живого существа, находящегося на более высоком уровне развития.

Таким образом, если не различать выделенных форм активности, если считать, что организмы имеют мотивы, если действие определяется несовпадением мотива и предмета, а деятельность – их совпадением, то мы вынуждены будем назвать деятельностью проявляемую простейшим организмом активность, так как именно здесь имеет место совпадение мотива (побуждения) и предмета, удовлетворяющего потребность. А в остальных случаях, где мотив не совпадает с предметом, проявление такой активности должны отнести к действиям. И ту форму проявления активности, в которой изготавливается предмет для удовлетворения потребности, т. е. осуществляется деятельность, надо считать действием, ибо чьи-то мотивы не совпадают с предметом. Странные следствия.

Можно сделать вывод, что для различия действия и деятельности неправильно выбранный признак приводит к явному абсурду в следствиях. Дело в том, что психологи должны были прежде определить, что есть действие и что есть деятельность, после этого можно было бы установить, чем они отличаются друг от друга. Но они сначала решили различить и различить то, что еще не определено. Поскольку нами дано определение деятельности и указаны границы действия, то исходя из этого можем указать и различительный признак. Это – наличие цели в деятельности и отсутствие ее у действия.

Есть еще одно значение, или понимание мотива, которое совпадает с пониманием цели: «И если предмет деятельности это то, на что направлена деятельность, то определение мотива – это ответ на вопрос, ради чего совершается эта деятельность» [51, c. 106]. Ради чего совершается деятельность? Ради того, чтобы достичь цели, которую поставил человек, т. е. получить запланированный результат. Это и есть единственное назначение деятельности как социального явления.

Социально образованный человек живет в обществе, он переживает различные коллизии, несет, выполняет, исполняет, играет десятки социальных ролей в обществе. Это его нормальная социальная жизнедеятельность. Он проявляет, осознает и устанавливает различные отношения в своей деятельности, имеет громадное количество мотивов-побуждений и целей. Но сколько бы ни было у него мотивов и целей, если он выполняет какую-либо деятельность, именно деятельность, то в конце ее всегда будет появляться изготовленный им продукт, совпадающий с целью, который удовлетворяет ту или иную социальную потребность человека.

Именно цель побуждает человека к выполнению деятельности, именно она является побуждением к тому, чтобы человек выполнил деятельность, а не действия.

Итак, предложенное понимание и определение деятельности как социального явления отличны от существующего понимания и еще не разработанного психологами определения понятия деятельности.

Деятельность не принадлежит к психологической сфере, но именно деятельность является проблемой для психологов. В одной из работ говорится: «…Проблема состоит в том, чтобы выделенные на уровне психофизиологического анализа системы функций наполнить психологическим содержанием и, таким образом, найти методологически убедительный путь включения их в предмет психологии» [52, c. 124]. Это «наполнение психологическим содержанием» и «включение их в предмет психологии» происходит повсеместно. Так, например, в поставленном для себя вопросе: «…делится ли операция на ещё более дробные единицы и являются ли эти единицы такими же психологическими категориями, как операции, действия, деятельность?» [52, с. 102] – присутствуют уже наполненные психологическим содержанием «операция», «действие» и «деятельность». Почему они психологические и как таковыми они стали? Этого вопроса авторы статьи не ставят. Психологизм – стойкий и активный, он никакими принципами не ограничен, что позволяет психологам утверждать: «…Необходимо осознать и оценить происходившую постепенно трансформацию понятия деятельности как могучего средства психологического исследования из принципа этого исследования в его предмет» [52, с. 96]. Вот и всё. Психологи фактически осуществляют редукцию социального явления к психологическому, превращая социальное в предмет психологических исследований.

Но оставим психологов, это их проблемы, которые, кстати, педагогику не должны трогать, ибо деятельность в педагогике есть не психофизиологические действия и операции, а цельное самостоятельное социальное явление, с которым имеет дело наука педагогика и каждый практик воспитательной и учебной деятельности.


[1] «Переживание это первично, прежде всего – психический факт…» [160, c. 13].

Добавить комментарий

Ваш e-mail не будет опубликован. Обязательные поля помечены *